Одиозный российский режиссер Никита Михалков рассказал, насколько он доволен новым фильмом «Утомленные солнцем-2: Цитадель», а также ответил на критику картины, которая провалилась в кинопрокате.
- Ну вот. Мы дождались «Цитадели», а вы - шквала мнений-обсуждений. Критики единодушны, пожалуй, в одном - «Цитадель» понравилась всем больше, чем «Предстояние». А вы сами довольны?
- Я и первой частью доволен, она точно выполняет свою функцию - чтобы заработала вторая. Это как вилка и розетка. А не то чтобы я выпустил первую часть, потом меня раздолбали, и я спохватился и снял вторую. Это продумано же, и вместе они как раз и есть тот образ, который в результате будет раскрыт в 13-серийном телевизионном варианте, где будет все. Он выйдет в начале телесезона.
- В сериале будет подробнее дана любовная линия?
- И не только. Там будет много нового. Очень много. Сцены в госпитале, война, возвращение Котова, там другой поворот внутри, где Котов выгоняет Кирика. Там страшная сцена, когда он ему говорит: «Миленький, что ж ты хочешь? Есть как большой, а платить как маленький - так не бывает. Забирай свой помет отсюда». Там много того, чего нет в картине.
- Основную претензию к фильму критики сформулировали так: «Цитадель» - притча, миф. Цитадель, собственно, взрывает симпатичная белая мышка. И кто-то, может, скажет: «Ну что, довоевались до мышей?»
- Так и первая часть притча. А мы что, не можем представить себе, что вот так мышка хвостиком махнула?.. Что живая природа воюет вместе с людьми? Можем. Мы фольклорный народ. Другой разговор, что оба фильма наполнены земной правдой войны и глубинным смыслом. Все начинается с полного штиля. Тихий день в деревне. Ничего не предвещает страшного. Но вот это сознание того, что все рядом, что через секунду тебе, может, придется принимать решение – быть или не быть, жить или не жить, убить – не убить... И первая часть картины – фрагментарная, она вся состоит из новелл. Законченных. Каждая из которых может быть короткометражным фильмом. Но она как раз и взрыхляет ту почву, на которой потом в течение восьми дней происходит история с цитаделью. Глупо и бессмысленно объяснять задумку картины, но проблема в том, что критики не картину обсуждают. Они обсуждают меня. Я похоронил их всех на пять метров, эту всю кинокритику нашу. Они же все время отождествляют Котова со мной. А если это так – мне вообще разговаривать с ними не о чем. А уж когда меня начинают трепать за черную пехоту, все – это безграмотные люди. Вы почитайте материалы так, как мы их лопатили. Хотя бы Б. Соколова «Неизвестный Жуков», и поймете, как все было на самом деле.
- А случаев, когда заградотряды стреляли в спину своим, много было?
- В моей картине нет ничего того, чего не было! И стреляли, и пьяные генералы отправляли штрафников неизвестно куда. Мало того, даже у себя в блиндаже стреляли людей. Это война. А вы расцениваете ее по клише, которые запали нам за 50 лет советского кино, где этого вообще не касались. Но моя задача заключается не в разоблачении свинцовых мерзостей сталинизма и правды войны. То, что мне нужно для сюжета, я беру, и у меня всегда есть этому документальное объяснение.
- И тому, что Котов идет в атаку с палкой?
- Да. Сталин сначала напоминает Котову, как он травил газами крестьян, зарубил священника, топил баржи с белыми офицерами. У него руки по локоть в крови, у Котова. И, по расчету Сталина, деваться Котову некуда, тем более что потом он ему говорит: «После этого я дам тебе армию». Значит, у Котова есть два выхода – либо он выполняет приказ Сталина, закрывая на все глаза. Просто плюс ко всем грехам будет еще один. Либо он говорит: ребята, я вас всех должен туда послать, но это тот грех, который я на свою душу взять не могу. Поэтому я даже вас не зову, я просто иду – и все. Потому что это моя жизнь и я сам решаю, что с ней делать. Потрясающий, искупающий все поступок!
- Это сильная сцена, да. Пробирает. Но есть и комично-фееричные, предмет придирок опять же: комарик, который наш и поэтому «пусть сосет», женщина сидя рожает в кузове машины под бомбежкой, при этом дает интервью, что дитя от немца, а попутчики тут же с прибаутками нарекают младенца Иосифом Виссарионычем. Котов и Митя, выбравшись из-под цитадели, тут же оказываются в мирных идиллических пейзажах…
- Да я в гробу эти придирки видел. Мне не в чем оправдываться. Люди плачут на картине, люди смеются там, где надо, и аплодируют стоя в конце. Что мне еще надо? Удовлетворить кинокритиков? Так я сказал, что они трупы для меня. Как я могу удовлетворить труп? Мне товарищ рассказывал, как после премьеры выходят две критикессы в слезах, в соплях, рыдают обе: - Ну что будем делать? - Что-нибудь напишем.
И критики даже не заметили потрясающий эпизод, когда солдаты спят, выталкивая машину. Ё-моё! Они не поняли, что машину толкают и русские, и пленные немцы. Это смысл войны всей. Она прекращается вместе со сном и усталостью. И они не враги. Они уставшие люди. Это для меня дороже всего.
